Как же жили русские люди в армянском городе Нор Нахичеване (Нахичевани-на-Дону)? А жили неплохо. Конечно, пришлось притираться к местному населению, которое в начале девятнадцатого века еще плохо говорило по-русски. Но армянские купцы русский язык стали сразу изучать. А как иначе вести торговлю в Ростове, да и в России.
Удивительно, но русские люди, живущие в Нахичевани, научились прекрасно говорить по-армянски. Интересные воспоминания о том, как жили русские люди в Нахичевани, оставил Павел Петрович Филевский (1856 — 1951) — историк, педагог, первый историк города Таганрога. Детство Филевского прошло в Нахичевани. Его отец работал в Магистрате города. Воспоминания Филевского опубликованы на сайте Ростовской областной детской библиотеки имени В.М. Величкиной, а также в альманахе «Донской временник». Павел Петрович, в частности, писал: «В то время Нахичевань был еще совершенно армянским городом. Все русские говорили по-армянски, а некоторые русские так плохо говорили по-русски, что их не всегда можно было понимать. Чиновники магистрата были все русские древние старожилы города. Русская колония жила в одном месте в саду Чорчопова, где ныне завод «Аксай», в противоположную сторону от Ростова. Отец жил и с русским чиновничеством, которое совершенно не смешивалось с армянами. Прислуга была исключительно русская, прекрасно оплачивалась и была избалована донельзя, потому что ее трудно было нанять».
Интересно Филевский пишет еще об одной особенности жизни чиновника в Нахичевани. Мы сегодня много говорим о борьбе с коррупцией, жалуемся на то, что чиновники берут взятки. Отец Филевского работал в Магистрате секретарём. И вот что на эту тему писал Павел Петрович:
«Накануне больших праздников богатые армяне присылали гостинцы секретарю: голову сахару, самого дорогого цветочного чаю, кусок материи, рису, окорока и пр. Отец, было, решительно запротестовал, но скоро увидел, что бороться с этим совершенно невозможно, тем более что присылали люди, не имевшие в магистрате никаких тяжб. Молодец из лавки приносил кулек, клал в передней и никакие требования взять обратно не влияли. Молодец говорил, что велено доставить и уходил.Потом отец по совету служащих в магистрате махнул рукой и не разговаривал. Они ему сказали, что так от дедов и тут злого умысла нет, а один старый армянин ему сказал: «Ты нас не серди, душа моя, мы хотим с тобой жить хорошо, жалование у тебя маленькое, а мы рады тебе помочь. Зачем брезговать нашим подарком».
Отец Павла Петровича Филевского был очень уважаем в Нахичевани. Его приглашали на все праздники в дома знатных нахичеванцев. Вообще, надо сказать, что отец Филевского сразу осознал, что быть чиновником в Нахичевани не так уж и плохо. Город армянский, но в котором русского чиновника уважали и ценили. Вот что об этом писал сам Павел Петрович:
«Наконец приехали в Нахичевань-на-Дону. Тут сразу почувствовали, что у отца гораздо больший чин, чем в Екатеринославле. Для встречи он приготовил разных местных яств, в особенности рыбных, а между ними чудесный балык и икра, т. е. роскошь для нас прямо недоступная. После тяжелых в материальном и моральном отношении условий жизни в Екатеринославле, жизнь в Нахичевани была благом. Взяток отец, конечно, не брал, хотя этим никогда не рисовался, отец говорил, что как-то не умеет это делать.Но положение секретаря магистрата в Нахичевани было особенное — это был единственный человек в городе, юридически сведущий, к тому же и вполне образованный и владевший пером. К нему шли за всяким советом и с просьбами. Армяне его очень полюбили за общественность. Не было в городе именин, крестин, свадеб и пр., куда бы ни звали отца с семейством. Армяне вообще хлебосольны, а тут еще человек им приятный и нужный.Угощали армяне чрезвычайно обильно. Всевозможные сладости то и дело обносили, много танцевали, а больше всего пили вино, водку гораздо менее. В карты на званных вечерах почти не играли…
Но особенно грандиозные попойки были в июне месяце, кажется, в день Георгия. Недалеко в семи верстах от Нахичевани был монастырь, при котором чудесный огромный сад».
Кстати, мама Павла Филевского, как и многие женщины, не любила, когда отец семейства возвращался с гостей пьяным. Павел Петрович, в частности, пишет:
«Моя мать часто сердилась на отца, что он приходит с вечеров выпивши, он не оправдывался, но говорил, что у армян иначе бывать нельзя и, чтобы избежать выпивки, надо вовсе не ходить, что он согласен делать, но ему не хочется портить отношений».
Я как мужчина прекрасно понимаю отца Павла Филевского. В самом деле, чего только не сделаешь ради семьи. Тем более, когда можно совместить приятное с полезным.
О монастырском саде Филевский пишет с особым восторгом. Поясню, что этот сад располагался возле армянского монастыря Сурб Хач.
«В этот монастырский праздник зажиточные армяне выезжали на несколько дней в сад, распивали там и угощали друг друга.
Семьи переходили из палатки в палатку. Вечером и утром шли на церковную службу в монастырь. Старостою монастыря был Иван Маркович Попов, с которым мои родители были хорошо знакомы еще в Бахмуте в 1855 году, куда во время вторжения франко-английского флота в Азовское море бежали многие торговцы из Таганрога, Ростова и Нахичевани. У Попова в саду был свой постоянный павильон, куда он приглашал на эти дни нас, так как у него семьи не было. Таким образом, мы могли с большим комфортом провести эти дни в монастырском саду. Тут же были оркестры и неизбежная зурна — национальная музыка, состоявшая из свирели и большого турецкого барабана.
Когда какой-нибудь простолюдин из армян захочет покутить по какому-нибудь случаю, он нанимает зурну, ломового извозчика и идет по улицам, к нему присоединяются любители погулять, причем он обильно угощает их вином. И вот вся компания идет и пляшет за едущим зурначом, припевая и выпивая.
Тогда уже в 1868, 1869, 1870 годах попадались в Нахичевани молодые образованные армяне, которые несколько сторонились обычаев старины, но осторожно, не раздражая стариков; патриархальность среди армян еще была велика».
Но и женщины в Нахичевани в середине девятнадцатого века жили еще замкнуто, посвящая свободное время семье. Правда, уже к концу девятнадцатого века в городе появятся светские салоны, которые нечем не будут отличаться от столичных.
Филевский писал: «А женщины вели жизнь замкнутую, на балы выезжали, одевались роскошно, но держали себя отдельно от мужчин и вели разговоры только о хозяйстве.Моя мать, бывая на вечерах, часто подзывала в дамское общество мужчин, заставляя их развлекать дам, чем нимало их смущала, но иногда ей удавалось развлечь дам, так как армяне вообще очень общительны и веселы».
Большое внимание нахичеванские армяне уделяли обучению своих детей. Филевский также пишет о том, как он получал образование в Нахичевани.
«Поместили меня учиться к смотрителю уездного училища Эдуарду Ивановичу Виссору. Это был немец с хорошим педагогическим образованием. Он был из третьего курса Педагогического института в Петербурге. Он имел у себя частным образом пансион для мальчиков. У него, между прочим, подготавливались мальчики ростовских купцов в таганрогскую гимназию. Это был очень популярный пансион. Кроме самого Эдуарда Ивановича был надзиратель француз Изар из пленных французов. Он учил говорить воспитанников по-французски и следил, чтобы они говорили между собой по-французски. Для этого была, между прочим, медная бляха величиною с донышко блюдца, и если кто заговорит по-русски, тому эта карта вручалась со словами «prenezlacarte» и получивший ее должен был ловить проболтавшегося по-русски. У кого карта оставалась к обеду, тот оставался без обеда, т. е. он обедал, только не со всеми, а отдельно. Между утренними и вечерними занятиями проходило часа четыре. В это время особенно гуляла по рукам карта. Иногда кто-нибудь, желая повеликодушничать, прятал карту в карман и объявлял: «Разрешаю говорить по-русски». Но, конечно, по мере приближения ужина публика начинала быть на стороже, опасаясь, что великодушию скоро настанет конец. Кроме того, приходил еще француз Пижоль, и он уже теоретически занимался французским языком… Такое внимание к французскому языку объясняется желанием армян, да и ростовского купечества, чтобы их дети говорили по-французски, тем более что многие богатые армяне посылали своих детей в Париж для получения там коммерческого образования».
Читая воспоминания Филевского, я подумал, что ничто не ново под Луною. Сегодня все стараются, чтобы их чада учили английский язык. Потому как все хотят так же,как сто и двести лет назад, дать детям хорошее образование. А наши богатые граждане мечтают, чтобы их дети учились за рубежом, в лучших университетах мира. А в этих университетах, как правило, преподают теперь на английском языке.
Иногда меня упрекают и говорят, что я что-то приукрашиваю, не пишу о проблемах. Правда, некоторые еще и умудряются упрекать меня в том, что я постоянно хвалю свой народ и популяризирую его культуру. Меня удивляют такие обвинения, так как не понимаю, что в этом плохого. И всё же…
Неужели не было никаких конфликтов между русскими и армянами? Не было серьёзных конфликтов. Это правда. На бытовой почве, конечно, были. Так ведь на этой почве и родственники ругаются. Мальчишки дрались друг с другом. Так они всегда дерутся. И в моем детстве ребята из Нахичевани могли подраться с пацанами из соседнего района. Это было всегда. И всегда взрослые старались усмирить молодых ребят. На то они и взрослые. Кто-то же должен быть мудрее.
Филевский пишет, что как-то армянские мальчишки побили его. С тех пор его сопровождал всегда некий Леонтий. Дабы местные хулиганы не тронули. В ответ Филевский мог услышать: «секлетарев сын».Еще мальчишки могли его дразнить и крикнуть вслед: «Хазах». «Хазах» — в переводе означает «русский» или «казак». Сегодня тоже, бывает,услышу, как какому-нибудь мальчишки- брюнету пацаны крикнут: «хачик» или «армян». Почти ничего не изменилось.
Важно, что сохранились добрососедские отношения друг с другом. Важно, что донские армяне стали неотъемлемой частью Российского государства.И это великое наше достижение. Несомненно, надо сделать всё возможное для того, чтобы дружба между народами нашего донского края оставалась всегда нерушимой. И популяризация нашей истории должная служить этому благому делу.
Георгий БАГДЫКОВ
На фото: Магистрат Нахичевани-на-Дону, пограничный столб и Павел Петрович Филевский