Недавно мне позвонил ростовский историк и писатель Василий Иванович Вареник и сказал, что у него есть сведения о том, что великий писатель Антон Павлович Чехов бывал в Нахичевани.
Я знал, что Антон Павлович дружил с нахичеванским доктором Мартиросом Сергеевичем Дерижановым. Они даже вместе лечились в Крыму. Как мне сказал Вареник, есть сведения о том, что Чехов останавливался в доме у Дерижанова.
Если эти сведения можно отнести к городским легендам, конечно, пока они не подкреплены документально, то о том, что Чехов бывал в Нахичевани, мы можем узнать из его писем.
На сайте «Детские библиотеки города-курорта Кисловодска» вы можете прочитать о том, как писатель в 1896 году приезжал в Кавказские Минеральные воды. Более того, в своей записной книжке Антон Павлович написал: «23 августа выехал из Таганрога, Ростов, Нахичевань, в Кисловодск прибыл 24 августа». Далее писатель описывает, где он остановился, как принимал нарзанные ванны. Проникнувшись медицинскими идеями курортного лечения нарзаном, Чехов как врач заинтересовался этой темой и даже планировал серьезно заняться курортологией.
Вы спросите меня, а при чём здесь город Нахичевань-на-Дону? Мол, был писатель в этом городке. И что?
Но Чехов не просто бывал проездом в Нахичевани. Он тесно общался с нахичеванскими армянами. И это общение нашло отражение в его рассказе «Либеральный душка».
«Каждый год на святках чернопупские губернские дамы и чиновники губернского правления дают с благотворительною целью любительский спектакль. Прошлогодний спектакль вышел неудачен, так как распорядительская часть была в руках старшего советника Чушкина, «бурбона», урезавшего наполовину пьесу и не дававшего воли рассказчикам. В этом же году любительский персонал запротестовал. Выбор пьесы дамы взяли на себя, внешняя же часть и выбор рассказчиков, певцов и распорядителей танцев были поручены чиновнику особых поручений Каскадову, человеку молодому, университетскому и либеральному».
Краткое содержание рассказа таково. Для проведения любительского спектакля Каскадову нужен исполнитель рассказов в антрактах. Выбор падает на Тлетворского, как отзывается о нём столоначальник Кисляев:
«В прошлом годе он, шельма, превосходно рассказывал… Одна рожа чего стоит! Пьет, каналья, но… ведь все таланты пьют!»
Предлагая Тлетворскому подобрать репертуар, Каскадов ни в чём его не ограничивает:
«Свобода полная! Полнейшая, батенька! Читайте, что хотите и как хотите! Потому-то я и взял на себя распорядительство, чтобы дать вам свободу! Иначе бы я не согласился… Не стесняйтесь ни выбором, ничем, одним словом! Вы прочтете что-нибудь… расскажете анекдот… стишки, вообще…»
Тут-то и начинаются проблемы с подбором репертуара. Еврейскую тему трогать нельзя. На вечере будет еврейская семья. Медхер хоть и выкрест, но неловко. Немецкую тему трогать тоже нежелательно. Будет баронесса фон Риткарт. Русскую тему тем более трогать не следует. Все темы отвергаются. А если взять армянскую тему?
Каскадов сам же отвечает на этот вопрос:
«В прошлом году, например, вы рассказали, между прочим, анекдот из армянского быта, где, помните, жители Нахичевани говорят: «Дайте нам ваш кишка, а когда, бог даст, у вас будет пожар, то мы вам два кишка дадим». Что тут обидного? А ведь обиделись!
— Страшно обиделись! — подтвердил Кисляев.
— «Знаем, говорят, про какой это он Нахичевань рассказывает!» А барышни при слове «кишка» краснели. Разберите вы тут, что прилично и что неприлично! Осторожность и осторожность! Например, хоть русский народный быт взять… горбуновское что-нибудь… Великолепная вещь! Восторг! Но нельзя: его превосходительство находит, что это «издевательство над народом»! Он отчасти прав, но… ужасное время, между нами говоря! Черт знает какое время!»
Заканчивается всё тем, что Тлетворского обвиняют в том, что он односторонен.
«Тлетворский покраснел и почесал себе глаз.
— Зачем же вы меня зовете, ежели я безнравственный и односторонний? — проговорил он, поднимаясь и направляясь к двери. — Я не напрашиваюсь.
По уходе Тлетворского Каскадов зашагал.
— Не понимаю я таких людей, Захар Ильич! — заговорил он, ероша свою прическу. — Клянусь богом, не понимаю! Я сам не рутинер, не отсталый… либерал даже и страдаю за свой образ мыслей, но не понимаю я таких крайностей, как этот господин! Я, ну и… жандармский поручик Подлигайлов слывем за вольнодумцев… общество косится на нас… Его превосходительство подозревает меня в сочувствии идеям… И я не отказываюсь от своих убеждений! Я либерал! Но… такие люди, как этот Тлетворский… не понимаю! Тут уж крайность, а крайних людей я, грешный человек, не выношу! Сам я не консерватор, но не выношу! Осуждайте меня, называйте рутинером… чем хотите, но не могу я протянуть руки господам а la Тлетворский!
Каскадов в изнеможении опустился в кресло и задумался…
— Прогнать, вот и все! — пробормотал Кисляев, прикладывая от нечего делать к манжетке печать. — Прогнать… вот и… все!.. вот… и все!»
(Юмористический журнал «Осколки», 1884, № 51, 22 декабря (ценз.разр. 21 декабря), стр. 4—5. Подпись: А. Чехонте. А. П. Чехов. Сочинения в 18 томах // Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1975. — Т. 3. [Рассказы. Юморески. «Драма на охоте»], 1884—1885. — С. 135—138)
С моей точки зрения, гениальный рассказ, который, кстати, еще и говорит о том, что Чехов хорошо знал нахичеванских армян, их быт и нравы.
Георгий БАГДЫКОВ