Об ужасах фашистской оккупации Ростова подробно написано в книге известного ростовского краеведа В. В. Смирнова «Ростов под тенью свастики». Там написано и о том, какое большое количество евреев было уничтожено фашистами в Нахичевани.
Недавно я решил убедить своего отца, заслуженного врача России, Минаса Георгиевича Багдыкова, написать воспоминания о Ростове в годы фашисткой оккупации. Дело в том, что мой папа тогда был маленьким мальчиком, но эти две оккупации немцами Ростова и те зверства, которые они творили, он помнит хорошо. И вот недавно он, наконец, написал свои детские впечатления о том времени. Когда я прочитал их, то был потрясен, какие ужасы ему пришлось пережить ребенком. В частности, он пишет:
«Особый ужас на всех производили русские полицейские, которые, желая выслужиться, проявляли особую жестокость. Несколько раз мне с мамой приходилось оказаться в облаве на Нахичеванском базаре, когда все выходы перекрывались, и окруженный полицейскими народ грубо подталкивался к выходу. Каждый подвергался обыску, проверке документов. Люди с особым омерзением смотрели на этих услужливых предателей с повязками на рукавах».
Далее отец описывает совершенно жуткую сцену, которую ему пришлось видеть. Мальчик, армянин девяти лет, не удержался от голода и, проходя мимо женщины, продававшей пирожки, схватил один пирожок и стал жадно запихивать его себе в рот. На крик этой женщины прибежал полицай и стал избивать ребенка. Затем полицай повалил пацана на землю и начал бить несчастного лицом о мостовую. У мальчишки вылетали зубы, он давился окровавленными кусками теста, а полицейский продолжал избивать ребенка, бить его ногами. И никто не решился вступиться за мальчишку.
Я был потрясен, когда прочитал эти воспоминания своего отца. Каким надо быть недочеловеком, что бы так издеваться над голодным ребенком? И ведь мучал мальчишку русский полицай, а не немец!
Но и фашисты творили немало зверств. С особым цинизмом и жестокостью они уничтожали еврейское население Ростова. Папа описывает страшную судьбу своей соседке Марии Моисеевны. Наши предатели выдали Марию Моисеевну фашистам. И сделали они это только для того, что бы завладеть квартирой несчастной женщины. Отец описывает, как он дружил с еврейскими детьми, у него были близкие подружки. Но в один ужасный день счастливое детство закончилось. Разве не страшно читать такие строки отца: «Схватив Марию Моисеевну за руку, жандарм поехал вверх на мотоцикле по 23-й линии, несчастная бежала за ним, спотыкаясь, падая и снова вставая. Следом бежали с криками злодеи, предавшую нашу соседку. Страшная процессия, происходившая на глазах у жителей квартала, женщин и детей, выглядывавших из окон своих квартир, продолжалась до входа в жандармерию, куда с криками: «Это еврейка!» — вбежали и её преследователи.Мама и бабушка побежали вслед за Марией Моисеевной. Они видели, как её втолкнули в помещение жандармерии.Мама и бабушка побежали к нашему соседу, ставшему важной фигурой в период оккупации города фашистами, ходил он с повязкой полицейского на рукаве, звали его Ишхан. Это был небольшого роста молодой человек.Мама и бабушка наперебой стали убеждать его в том, что Мария Моисеевна полька и у нее это написано в паспорте. Наконец он соизволил пойти в полицейский участок, куда ввели Марию Моисеевну, мама и бабушка шли сзади и видели, как он вошёл в здание. Вскоре Ишхан вышел, важно подошёл к ним и объяснил, что нашу соседку-еврейку только что увезли в машине на место её постоянною пребывания. Действительно, они видели, как тёмного цвета крытая машина отъехала от жандармерии. Они также видели, как возбуждённые, радостные предатели возвращались домой. А Марию Моисеевну увезли на расстрел в Змиевскую балку».
А еще в подвале нашего фамильного дома на 23-й линии пряталась еврейская семья. И это было очень опасно и чревато для семьи Багдыковых. Ведь если бы об этом узнали фашисты, то расстреляли всех. Никого бы они не пощадили, ни нашу семью, ни еврейскую. Но мои родственники не могли поступить иначе. Ведь мы с соседями всегда жили одной семье, не деля людей по национальному признаку.
Мой отец вспоминает: «У нас в подвале находились муж и жена, жившие в соседнем доме, по фамилии Митрополитанские. Глава семьи был высокообразованным человеком, профессором. Обычно во время бомбежек они приходили в дом нашей тети и вместе с ней спускались в подвал. Долгое время двери в подвал были заперты и нас, детей, туда не впускали, но однажды мы с братом обнаружили, что входная дверь в подвале открыта. Спустившись вниз, мы там никого не нашли. Оказывается, понимая угрозу от соседа-предателя, выбрав удачное время, они ушли к другим своим знакомым. И все же в наш дом внезапно громко постучали, вошли немцы с русскими полицейскими. Они стали обыскивать комнаты|, офицер обратил внимание на кабинет профессора Карташева, мужа нашей тети, Софьи Минасовны, стали внимательно изучать шкафы с книгами, особенно им понравились довоенные издания научных трудов профессора в Германии. Забрав два великолепных цейсовских микроскопа, они опечатали дверь кабинета и запретили нам её открывать. Младший брат моего дедушки Христофор Артёмович, пожилой человек, работавший ещё при царском режиме коммивояжёром фирмы «Генч-Оглуев и Шапошников», и немного владевший немецкой разговорной речью, стал возмущаться и не давать микроскопы. Тогда офицер, выхватив пистолет, выстрелив в потолок, охладил пыл нашего дяди. Солдаты, которым было поручено нести футляры с микроскопами, выйдя за ворота, раскрыли их, вынули микроскопы, стали что-то выкручивать, потом забросили их на крышу соседнего дома. Наш дядя Христофор не переставал возмущаться поведению немецкого офицера и солдат. У него о немцах было совершенно другое представление. Играя с нами в шахматы, он не переставал вспоминать своё общение с немецкими коммерсантами, подчеркивая их деловую порядочность, культуру немецкого народа, литературу, искусство — и вдруг стрельба в доме, воровство микроскопов, их уничтожение. Старому человеку этого было не понять».
Зато мне теперь стало хорошо понятно, почему мой папа до сих пор не может спокойно слушать немецкую речь. Она ассоциируется у него с врагами, с опасностью. И этот детский страх у него уже не пройдет никогда. Но мы должны сегодня сделать все, чтобы фашизм больше никогда и нигде не поднял голову. Поэтому, мне думается, что детские воспоминания моего отца важны сейчас для подрастающего поколения.
Георгий БАГДЫКОВ